Опубликовано с сокращениями в газете «Смена»

Настоящих пещер у нас в области нет. Все то, что в просторечии зовут этим словом, в том числе и известные каждому петербуржцу Саблинские пещеры - это заброшенные рудники стекольных заводов, которые как грибы стали расти вокруг города в конце XIX - начале XX века. Растущему Петербургу требовалось все больше стекла, не только оконного, но и бутылочного, а заводам - сырья, белого кварцевого песка.
Нашему городу в этом отношении повезло - громадные месторождения белых кварцевых песчаников вскрываются большинством рек, пересекающих юг и восток Ленобласти. И почти в каждом месте, где его добывали, сохранились "пещеры", одни из которых известны, другие - практически нет. Не жалуют их своим вниманием ни геологи, ни топографы. На карте Ленобласти есть только одно место, где обозначены пещеры - затерянный среди необъятных болот рабочий поселок Торковичи в 130 километрах от Питера. Туда мы и предприняли свое путешествие.

Дорога длинная

Путешествие начинается на Витебском вокзале. Электричка даже зимой полна народу, мы с трудом находим свободные места. Напротив нас сидит дед в ушанке, он задумчиво смотрит в окно и время от времени прихлебывает из бутылки, зачем-то спрятанной в матерчатую сумку. Кого стесняться? Ведь мы едем в Торковичи - место, где еще в 1890-е годы был крупнейший в Санкт-Петербургской губернии завод по производству "питейной и аптекарской посуды", и единственное место, где на карте обозначены пещеры.
После Вырицы в вагон заходят контролеры и без шума и крика собирают с проезжих дань - по червонцу с носа. Мы протягиваем билеты до Оредежа (аж 14-я зона), на нас смотрят с недоумением и сожалением:

- Делать вам нечего или деньги девать некуда. У нас в три раза дешевле.

- Хорошо, будем знать, в следующий раз так и сделаем.
Первый раз в жизни встречаем контролеров, поучающих, как проехать подешевле.
Вот и Чаща (ударение на втором слоге), стоянка затягивается. Пассажиры выходят на платформу покурить. Дед, прихлебнув очередной раз, начинает рассказывать:

- Сейчас-то что, вот раньше, бывало, поезд стоял по 20 минут, а то и полчаса у каждой платформы. Народ успевал сбегать в магазин за бутылкой, дорога-то длинная, часа 4, не меньше. А вот здесь (он показывает на заснеженные бугорки) еще недавно лежали остатки состава, который сошел с рельс.
Поезд идет по насыпи через кажущееся бесконечным болото со странным названием Песочный мох. Слева и справа только редкие стволы чахлых деревьев. Наш сосед все знает:

- Когда строили Виндаво-Рыбинскую железную дорогу, болото вначале пытались засыпать. Но вся земля куда-то девалась. Тогда стали сыпать вагон за вагоном зерно и отруби, а поверх уже делали насыпь и клали рельсы.

- Так что, дорога просто висит на болоте?

- Да, как метро у площади Мужества.
Страшное болото остается позади и мы подъезжаем к станции Тарковичи (через "а"). Летом можно идти и отсюда, но зимой лучше ехать до конечной станции Оредеж. К концу дороги узнаем все местные новости: у кого подожгли дом, кого убили, а кто повесился сам. Еще 40 минут под мокрым снегом, плавно переходящим в дождь, и мы у цели, точнее, у разрушенного здания паромной переправы через реку Оредеж - бессменного ориентира.

Ветеран отечественного бутылкостроения

В 1890-х годах в глухой деревне Тарковичи Лужского уезда возникает стекольный завод Ликфельда, специализирующийся на "аптечной и питейной посуде". Производство бурно развивается, и к 1914 году завод становится крупнейшим в губернии производителем данной продукции. На нем трудится уже 573 человека и одна паровая машина мощностью аж 34 лошадиных силы. Годовой выпуск продукции приблизился к 600000 рублей, что очень и очень много, если учесть, что стоимость бутылки вместе с содержимым составляла несколько копеек. В 1917 году о заводе оставлена последняя дореволюционная архивная запись. Тем не менее, завод пережил революцию, ведь спрос на товар не уменьшался, и до сих пор производит флакончики и пузырьки, чуть ли не единственный в стране.
Естественно, заводу требовалось сырье. Его брали тут же, на высоких берегах Антонова озера, разлива Оредежа. Крестьяне, вместо того, чтобы коротать долгие зимние вечера в избах при лучине, подряжались на добычу песка. Еще в 80-годы можно было найти живых свидетелей того, как шла добыча. Старики рассказывали: разработка шла как открытым способом, - глубокими рвами, которые, чтобы не обваливались крепили деревянными распорками, так и подземными штольнями. Зимой подземный способ имел преимущества - не падает снег, не промерзает грунт (температура под землей держится около +8), да и песок залегает довольно глубоко - 8-10 метров от поверхности. Технология была очень простой - крестьяне загоняли в штольню телегу с лошадью, и кирками обрушивали в нее песок со сводов и стен.
Этим и объясняется уникальная форма выработок - в сечении они напоминают готическую арку "ланцет" - и их размеры - у основания 4 метра, в высоту до 6 метров. Естественно, ни о каком соблюдении норм горного дела не было и речи, и уже во время добычи были многочисленные несчастные случаи. Рабочие погибали под завалами и получали тяжелые травмы.
Из-за обвалов пришлось прекратить добычу под самим селом Торковичи, - начали проваливаться дома и улицы. Вдоль берега возникли глубокие рвы и овраги, угрожая крайним постройкам, но на другом берегу (у деревни Борщово) добыча велась вовсю. Так продолжалось примерно до 30-х годов XX века. С тех пор и остались две пещеры протяженностью примерно с полкилометра образующие причудливый, но не сложный лабиринт, и две поменьше - просто прямые штольни. Еще 15 лет назад пещеры выглядели так, точно их только что оставили рабочие. На полу практически не было мусора, на стенах - следы от кирок, закопченные ниши (там стояли коптилки), практически ни одной надписи типа "здесь был Вася".
Местные жители пещер не любят, даже скорее боятся, и сами туда практически не ходят. Поговаривают, что там скрываются преступные элементы, что там опасно и даже, что в одной из них захоронены туши чумных свиней. Чумных свиней мы не видели, но следы пребывания свиней двуногих теперь налицо. В пещерах появился мусор и похабные надписи, пусть еще не столь многочисленные, как в Саблино. А вместо преступных элементов явился страж порядка в форме и при оружии, правда, с мирными намерениями, - с семьей и видеокамерой.
Тем не менее, спелестологи, иногда ночующие в Борщевских пещерах, все же не очень верят в миролюбие местных жителей и на всякий случай закапывают вход в подземный лагерь, оставляя лишь небольшой потайной лаз.
Когда мы шли к пещерам, позади нас раздался шум моторов, а затем выстрелы. К переправе подъехала машина, и вышедшее из нее амбалы начали палить из ружья по полуразрушенному зданию. Сидевшие на льду рыбаки и ухом не повели. Привыкли, ведь это мелочь по сравнению с тем, что здесь творится на майские праздники. Как только стемнеет, вся буйная молодежь поселка собирается на берегу озера, как раз над пещерами, и вакханалия с пальбой из всех калибров и гонками на мотоциклах по пересеченной местности продолжается всю ночь. Чужим лучше в это время здесь не появляться.

С годами обвалов меньше не становится

В конце 80-х возле здания разобранного ныне (не из-за провалов ли?) ретранслятора под землю провалился кусок леса площадью не менее 600 квадратных метров - целый садовый участок. Почти вековые ели и осины оказались на дне гигантской овальной воронки, их макушки едва выступают над поверхностью земли. Некоторые из них еще пытаются расти.

Этот супер-обвал, уничтоживший треть самой большой и красивой пещер - Готической - конечно, редкость, но понемножку здесь сыплется почти каждый день. Находясь внутри пещеры, мы наблюдали, как от стены отделяется тонкий, не более 5 сантиметров, слой песчаника и почти бесшумно падает вниз. Так год за годом пещера, постепенно осыпаясь, растет вверх. Однажды свод не выдерживает и происходит очередной обвал. Еще 10-20 лет - и от пещер мало что останется, заброшенная выработка в таких породах живет в среднем 70-100 лет, и если считать этот срок с 30-х годов, то он уже истекает.
Где и что провалится, никому не известно, никакого наблюдения ни за этими, ни за другими пещерами не ведется, они предоставлены самим себе. Ни геологов, ни специалистов из Горного института пещеры не интересуют - а они представляют интерес и как памятник истории горного дела, и в геологическом отношении. Лишь туристы да спелестологи время от времени проделывают 130-километровый путь, чтобы провести хоть несколько часов в почти первозданной подземке.